И будет ярко-голубое небо, а в нем мое собственное апельсиново-желтое солнце
Я и ты
Я колотился, пробиваясь,
И тратил свою жизнь в борьбе,
Отчаиваясь, вдохновляясь,
Не думал о тебе.
Потом обрушился лавиной
Тот поворот в моей судьбе,
И я забылся. И доныне
Не думал о тебе.
Теперь погряз в чужих заботах
И не принадлежу себе.
Зачем мне думать о тебе,
Ведь я уже не знаю кто ты.
Заснулось...
Заснулось, спАлось, очень долго спАлось.
Потом проснулось, содрогнулось вскользь,
Стучалось, пробивалось-пробивалось,
Но только не пробилось, улеглось.
Не чувствовалось сквозь оцепенелость,
Внезапно просочилось, поплылО,
Поднялось, закружилось-завертелось,
Но после отступило и прошло.
Затрагивалась слабость и усталость
И ощущалась ласково, как сон,
Такая малость, та, что нам осталась.
Какая радость, что приснился он!
В снежном крошеве...
В снежном крошеве хмурые рощи заросшие.
Дальше - больше: чем дальше, тем больше прожито.
Спрашивай осорожнее то, что еще не спрошено.
Жить не сложно, но пережить невозможно
Мрачное прошлое и будущее тревожное.
Ежов Рой Андреич
вот
Я колотился, пробиваясь,
И тратил свою жизнь в борьбе,
Отчаиваясь, вдохновляясь,
Не думал о тебе.
Потом обрушился лавиной
Тот поворот в моей судьбе,
И я забылся. И доныне
Не думал о тебе.
Теперь погряз в чужих заботах
И не принадлежу себе.
Зачем мне думать о тебе,
Ведь я уже не знаю кто ты.
Заснулось...
Заснулось, спАлось, очень долго спАлось.
Потом проснулось, содрогнулось вскользь,
Стучалось, пробивалось-пробивалось,
Но только не пробилось, улеглось.
Не чувствовалось сквозь оцепенелость,
Внезапно просочилось, поплылО,
Поднялось, закружилось-завертелось,
Но после отступило и прошло.
Затрагивалась слабость и усталость
И ощущалась ласково, как сон,
Такая малость, та, что нам осталась.
Какая радость, что приснился он!
В снежном крошеве...
В снежном крошеве хмурые рощи заросшие.
Дальше - больше: чем дальше, тем больше прожито.
Спрашивай осорожнее то, что еще не спрошено.
Жить не сложно, но пережить невозможно
Мрачное прошлое и будущее тревожное.
Ежов Рой Андреич
вот